Сайт Культпросвет, 2 августа 2006

ЛИНДА

Помнится мне, как в категорически выпускных классах школы все наши девчонки, повинуясь стадному инстинкту подростковой реакции группирования, сходили с ума по преподобной Линде. Пред моими светлыми очами фотографичной карточкой стоит идиллическая картина урока труда с групповым хоровым и фальшивым пением «Сделай так, чтоб я не упа-а-ала…». Вглядываясь в светящиеся перламутром и естественным гормонально обусловленным лоском лица провинциалок в лосинах африканских расцветок, размышляю, чего же мы так яростно находили в этом «Сделай так, чтоб я не упа-а-ала…»?

А началось все с того, что, избавляясь от стресса свершившегося кризиса идентичности, я, по совету доброжелателей из среды психологов — запела. Сначала Веронику Долину (контрфеминистское «А хочешь, я выучусь шить»), потом Янку Дягилеву («я повторяю десять раз и снова, никто не знает, как же мне (непечатное многоточие), и на финише — Линду! И с самоисцеляющим инстинктом культуролога-маньяка ринулась мясницки препарировать «Сделай так, чтоб я не упа-а-ала…».

Первое, что бьет по глазам (в формате текстов) и по ушам (в формате CD) — это предчувствие Чего-то или Кого-то неотвратимого и масштабного. Это и просительные интонации почти молитвы «Сделай так», и спасительная методика «делать ноги» в «Беги на цыпочках», и мифическое пение невесть кому тибетских лам… Короче, корпорация монстров: что-то наверняка притаилось под кроватью и ждет Годо.

Далее — некая болезненная пассивность и мямлянье. Песне «Сделай» провозглашает положение «сложить лапки» и «сесть на шейку». «Беги на цыпочках» декламирует пафос весьма конформистской жизненной позиции — «замри и притворись», «я не могу опять», «беги на цыпочках, беги тихонечко». Или еще топтанье на месте — в «Песнях Тибетских лам»:

И в темноту медленно шаг

Я забываю сделать.

Кто-то меня тянет назад,

И я остаюсь без света.

И неумение говорить «нет» — тоже не прибавляет весьма зажигательной песенке «Мало огня» огня — «Разрешаю, это значит можно». И, конечно, апофеозом войны Линды со всеми по принципу недеяния звучит «Я не буду стрелять», где одни припевы стоят всех норм и правил:

Я не буду молчать, где надо молчать,

Я не буду бежать, где надо бежать,

Я не буду мешать, где надо мешать…

Я не буду кричать, где надо кричать,

Я не буду стоять, где надо стоять,

Я не буду ломать, где надо ломать…

Я не буду стрелять, где надо стрелять,

Я не буду мешать, где надо мешать,

Я не буду играть, где надо играть.

Третье — вопреки пункту два — агрессия, тоже, впрочем, несколько асоциальное поведение. Название «Девочки с острыми зубками» в комментариях не нуждается, зато впечатляет противоречивый шедевр «Я не останусь одна». С одной стороны:

Разведи меня в себе,

Как сахар в воде.

Разбивай меня пока

Не буду легка…

С другой стороны:

Это не удар по красивым губам

Это мой поцелуй!

И все-таки чаще Линда выплескивает агрессию не на общество или близких, а на самое себя. В просительной «Сделай так» в непосредственной близости с пожеланиями «чтоб я не упала» и «чтобы не было ада» значится «Я прыгну с огромной скалы прямо в океан». «Танец под водой» однозначно навевает воспоминания о знаменитой утопленнице шекспировского пера, в этом же ряду «Я опять на дне, и не знаю, что будет со мной, много — еще воды!» из «Купания в грязной воде». А в шедевре про «не буду» по принципу «назло кондуктору: куплю билет, пойду пешком» наша лирическая героиня затеяла вот что:

Я бросаюсь на стекло, и мне не страшно.

Только ничего не будет ясно —

Это навсегда, мне так и надо —

Я останусь только одна, и никого никогда…

Ну а про сексуальные игры гормонов в «Киске» и «Девочках с острыми зубками» умолчу — интерес к подобным вещам в старшеклассном возрасте объективно неизменен. И уже, очевидно, что перечисленные специфики стиля Линды теснехонько связаны с чертами подросткового возраста, именуемого переходным, внешними проявлениями коего являются прыщи, ведущие кочующий образ жизни, и обострение вторичных половых признаков. А в личностном плане — поиском и обретением идентичности.

Однако в «Песнях Тибетских лам» воспевается образчик деструктивного поведения, выработанного в качестве защитного механизма не иначе как маргинальной личностью. В суицидальных речевках и бегстве от действия читается и сомнение в самоценности, и боязнь быть отвергнутой, и застенчивость, и тотальное одиночество etc.

Но качественней всего маргинальность зарыта в песенке «Девять ангелов», где «я» и «не-я» не дифференцированы:

Там, очень далеко,

Я увижу нас,

Но без меня —

Так надо!

Мне кто-то мешает опять

Нежно собою обнять

Не тебя!

Я больше не буду просить,

И постараюсь забыть

Не себя!

А фраза «из-за тебя я ушла назад и меня не стало» из «Грязной воды» ведает (как и «Мало огня», где «Это ты!» равнозначно «Это я!») причину кризиса идентичности. Впрочем, оставим интимные подробности трагедии любви памяти лирической героини.

Накануне большого исхода «когда уйдем мы с школьного крыльца» в неизведанные перспективы мы (я плюс мои одноклассницы) пребывали в состоянии подростковой социализации. И песенки неопределившейся Линды приносили нам утешение и удовлетворение, снимая страхи перед неведомым будущим. Так, наверное?

Песни лам так и пребывают для меня в положении лучшего альбома певицы. В альбоме «Ворона» (так, кажется, он называется?) стыковка свершилась и Линда идентифицировала себя как ворону, почти объявив мораторий проблемам я-концепций. В ее арсенал записались экологические мрачности фаустовской цивилизации («Ворона», «Северный ветер»), антинаркотическая пропаганда («Марихуана», «Беги»), мистические восточные мотивы («Круг от руки»)…

Что ж, история уже эмпирически доказывала, что благо для личности непрямопропорционально благу для творчества этой самой личности.

Евгения Гаврилова