Газета "Я – Молодой", декабрь 1997

"Я НЕ ХОТЕЛ ПРОДАВАТЬ ДЕРЕВЯННЫЕ ЛОЖКИ..."

Продюсер Линды Максим ФАДЕЕВ уже несколько месяцев находится в Германии. Там он колдует над третьим альбомом своей подопечной, который будет выпущен только в октябре следующего года. Однако уже сегодня есть о чем поговорить. Поэтому звоним в Нюрнберг и общаемся с Максом по телефону.

– Максим, что ты делаешь в Германии?

– Здесь живет мой близкий друг, который снял для меня дом, оборудовал студию, в которой я работаю. На три дня в неделю я уезжаю в Мюнхен или Гамбург, где общаюсь с "фирменными" музыкантами. Заранее говорить о том, кто эти люди, я не хочу, чтобы не сглазить (смеется). Но это очень известные музыканты с мировыми именами.

– В моей домашней фонотеке есть два их сольных альбома: "Танцы на битом стекле" и "Время диких зверей", выпущенных в на чале 9О-х. Почему тогда ты оставил сольную карьеру?

– Устал. 12 лет назад, когда мы начинали, было очень сложно протиснуть свою музыку куда-нибудь. Я родился и жил в Кургане. Приходилось ходить по комсомольским организациям и показывать свою музыку людям, которые не разбирались даже в том, что такое перемена климата, но при этом сидели и всерьез рассуждали, что нужно сегодня играть. В этом кошмаре я провел практически девять лет своей жизни, испытывая постоянные унижения. После долгих поисков спонсоров все же удалось подбить на это дело местный кооператив. Нам дали денег на запись альбома, но сказали, что отдавать их мы должны, продавая деревянные ложки и стаканчики, которые производил кооператив. Я не хотел продавать деревянные ложки... Наконец, когда альбом с ужасным оформлением все-таки вышел, он не продался, потому что я был никому не известен. Мне это все надоело. Я подумал, что, когда приходишь к кому-то на поклон, говоря: "Какой я хороший", – это звучит глупо. Зато за другого просить не стыдно. И я пошел иным путем – переключился на других людей. Линда – это мой третий проект. Извини, не буду называть имен двух предыдущих людей, потому что мне стыдно за свою работу. Там мне просто делали заказы, и я по-ремесленнически выполнял их.

– Судя по тому, что ты вернулся к сольному проекту, усталость прошла?

– Альбом "Ножницы" я сделал по настоянию моей любимой группы "Конвой", моей жены, близких. Меня заставили, на меня надавили (смеется). Я делал это, не боясь ни провала, ни обвинений, которые уже слышал в свой адрес. Говорят, что это "Линда номер два". Конечно, я не сравниваю себя с Сальвадором Дали. Но ведь и его можно обвинить в том, что он повторялся и часто использовал в своих картинах знаменитые часы из теста. Можно сказать, что он бездарный, давно исписался, потому что в разных картинах повторил цвет или художественный эпизод.

– В альбоме есть композиция "Кода", про нее можно сказать, что это Питер Гэбриэл-2. Или мне показалось?

– Не показалось. Это сделано намеренно. Плюс ко всему там есть подзаголовок: "Посвящение учителю", каковым я считаю Гэбриэла. Он просто популяризировал в своем альбоме "The Passion" иранскую, пакистанскую культуру. В "Коде" каждый звук сыгран мною – начиная с барабанов и колокольчиков, заканчивая бонгами и кара-талом. Нет ничего механического, все инструменты живые.

– У тебя никогда не было желания пообщаться с "учителем"?

– Пока чисто профессиональное общение у нас идет на уровне Интернета. Послания отправляю на сайт его студии "Real World" Правда, я не уверен, что именно он отвечает мне, хотя обращаюсь всегда к нему лично, по имени.

– Новый альбом Линды появится не раньше осени следующего года. Ты так долго будешь над ним трудиться?

– Своему альбому я посвятил всего месяц. А для Линды пишу новый материал уже целый год, и готовы всего три вещи. Музыка будет такая разная, что всех это шокирует, – от элементов фанка до трип-хоповых битов. И мелодически, и гармонически он будет отличаться от предыдущего. В нем я пытаюсь найти золотую середину между двумя менталитетами – западным и нашим. Хочу, чтобы эта музыка была интересна и на Западе, и в России.

– Жан-Мишель Жарр говорил о том, что приехал подпитаться русской культурой, чтобы использовать это в своем творчестве. Ты же, наоборот, уехал на Запад.

– Недельное присутствие Жан-Мишеля Жарра в Москве вряд ли показывает его интерес к нашей культуре. Слушая его последние работы, я вижу его абсолютную лень по отношению к музыке. Альбом "Zoolook" для своего времени был гениальным произведением. Но сегодня я ему не верю. Я знаю довольно много известных людей, которые всерьез интересуются русской культурой. Они тайно приезжают в Россию, ищут и находят эти очаги духа. Россия – настоящий кладезь культуры. Но у нас нет шоу-бизнеса, нет промоушна, хороших продюсеров. За этим я и приехал в Европу. Здесь есть профессиональные продюсеры, визажисты, стилисты, дизайнеры. Мне смешно, когда я вижу на сцене новую отечественную артистку и не могу понять, кто это – то ли Таня Буланова, то ли Лада Дэнс. Потому что на всю страну существует один стилист Александр Шевчук. Он красит всех настолько одинаково, что отличить этих людей друг от друга практически нельзя. Поэтому мы Линдой отказались от его услуг.

– Я часто слышу от музыкантов апокалиптическое утверждение о том, что развитие современной музыки зашло в тупик.

– Это очевидно, об этом говорят уже не только профессионалы. В мире появляется крайне мало ярких имен. Есть трясущийся, несчастный червячок Майкл Джексон, есть Мадонна, поющая фальшиво одну ноту. Есть масса прекрасных рок-музыкантов, но все они уже старенькие. На этой волне я и хочу сделать что-то новое.

– Скажи, рейв может стать спасительной соломинкой в океане кризиса?

– Я его вообще не воспринимаю всерьез. Это "туканье", "бульканье" и "скрежетание" никакого отношения к музыке не имеет. Всегда важно наличие мелодии, в рейве этого нет. Игра "частотками", "бочка" на каждую долю такта – вот и вся рейв-культура.

– Но ведь ты используешь эти элементы в своих работах.

– Ну а как иначе? Я же не могу делать музыку со звуком старого "Пинк Флойда". Это то же самое, если надеть старомодные кримпленовые брюки и повесить на плечо гитару с гэдээровской наклейкой. Сразу же будет понятно, из какого ты века. Хочется мне этого или нет, но я вынужден использовать модные элементы рейв-культуры.

– Но ведь благодаря ей появились и "Chemical Brothers", и "Prodigy".

– "Prodigy", кстати, сейчас тоже находятся в кризисе. Послушай все три их альбома, и все поймешь – один и тот же закольцованный ритм (напевает). Это чисто профессиональный момент, но попытаюсь объяснить. Возьмем кусочек пленки, на которую записаны слова "Здравствуйте, пожалуйста". Склеим по кругу и запустим. Будет звучать так: "здравствуйте-пожалуйста, здравствуйте-пожалуйста, здравствуйте-пожалуйста" и т.д. То же самое происходит с барабанами – они "кольцуются". На этом сделан весь "Prodigy". Очень качественно и хорошо, но согласись, что такого разнообразия в музыке, какое было раньше, нет. Кроме "Prodigy", можно еще назвать разве что "Olive", но все это было. Я уже не говорю о нашей русской музыке. Слышал о группе "Мумий Тролль", но не думаю, что перепевы "Роллинг Стоунз" могут сегодня кого-то заинтересовать. Интерес к ним вызван тем, что у нас нет конкуренции, не из чего выбирать. Поэтому появление чего-то качественного и свеженького становится культовым. Вот когда на Западе человек поднимется и крепко встанет на ноги, тогда я скажу: "Извини, ошибался, признаю свою ошибку и снимаю шляпу".

Владимир Полупанов